Что касается предписаний, подходящих, как они полагают, для социологии, то они, как я уже говорил, сводятся к следующей формуле: преемственность (continuity), накопление информации (cumulation), кодификация (codification), конвергенция (convergence). Таковы унылые рекомендации структурирующей методологии, достойного дополнения аполлонийского видения общества. (Может вызвать удивление, почему все слова в этом лозунге начинаются на «с», — не связан ли он с каббалистической магией?) Короче говоря, функционализму, по-видимому, свойственно особое представление о социальной науке и ее методологии, которое возникло из чувства священного трепета и до сих пор проникнуто им — чувства, диалектически перекликающегося со скрытым чувством тревоги. Однако позвольте заявить раз и навсегда, что если бы у меня был выбор только между функционалистским представлением о науке как о чем-то «священном» и представлением о ней как о «бизнесе», то я без колебания отдал бы предпочтение первому.

Лучше быть набожным, чем грубым, лучше испытывать опасение, чем самодовольство. Лучше быть набожным, чем грубым, лучше испытывать опасение, чем самодовольство. Однако я не считаю, что у социологов нет иного выбора.

Работа Сильвана Томпкинса по психологии знаний ценна для нас именно потому, что в ней он начинает излагать альтернативные взгляды на науку и, кроме того, ясно показывает их связь с иными доменными предпосылками относительно человека и общества. По словам Томпкинса, существует представление о науке — я бы добавил, тесно смыкающееся с представлением функционалистов, — согласно которому ценность науки заключается в том, что она отделяет истину от лжи и реальность от вымысла. Такой взгляд на науку подчеркивает незащищенность человека от ошибок, важность избегать заблуждений, мудрость прошлого, значение мысли, которая направляет людей по прямой и узкой дороге, необходимость быть беспристрастным и объективным, важность дисциплины и апелляции к фактам.