В основе этого лежит предпосылка, что все люди по природе своей ненасытны. Эта предпосылка, по сути, служит оправданием игнорированию огромного разнообразия в типах экономики и присущих им самых глубоких различий в тех формах, которые в них принимает нужда и изобилие. Если предположить, что люди ненасытны, тогда все формы экономики по отношению к этим ненасытным желаниям должны быть, по сути, одинаковы; все они представляют собой форму дефицитной экономики — экономики нехватки. Предпосылка, что люди ненасытны, является доменной или метафизической.

Обычно легко заметить, что эта предпосылка дает объяснение природе недовольства, но это, конечно же, недовольство другими, а не собой. Обычно легко заметить, что эта предпосылка дает объяснение природе недовольства, но это, конечно же, недовольство другими, а не собой. Это вечное недовольство сытого голодным, олигарха демосом, закоренелого сторонника элиты реформатором — поборником равенства, просвещенного философа невежественным «простолюдином».

Жалующиеся на ненасытность других молчаливо предполагают, что сами они свободны от этого недуга, и тем самым они опровергают то самое свойство универсальности, которое они приписывают человеческой ненасытности. Возможно, что эта ненасытность иногда оказывается временной и исторически ограниченной проблемой. В конечном счете, безусловно, она может быть проблемой, которая представляет гораздо меньше опасности для общества чем ситуация, которая порождает скуку и апатию и тем самым ослабляет влияние людей на жизнь. «Нужда и борьба — это то, что воодушевляет и вдохновляет нас, — говорил Уильям Джеймс, — но за часом триумфа следует опустошение».

Ненасытные люди по крайней мере чего-то хотят и поэтому остаются вовлеченными в жизнь своей группы и своей культуры, пусть хотя бы для того, чтобы нападать на них.